Старина четвероног - Страница 16

Я не испытывал никаких угрызений совести из-за того, что вел исследования один: у меня было на это право и необходимые знания. И тем не менее я работал над препаратом со смешанным чувством. Великое событие — первым из людей видеть детали черепа современного целаканта, однако утрата всех мягких тканей омрачала мое настроение. Я старался об этом не думать. Беда не была непоправимой, она только усиливала мою решимость найти новые, целые экземпляры. Должны же быть где-то еще целаканты! В глубине моего сознания уже родилась мысль, которая затем заслонила в моей жизни все остальное, — найти родину моего целаканта.

Работа продвигалась медленно. Строение черепа было исключительно важным вопросом, и я решил вскрыть чучело. Это делалось чрезвычайно осторожно, чтобы не сместить ни малейшего клочка кожи, ни единой косточки. К этому времени я получил все новейшие исследования о целакантах и родственных им рыбах. Сколь увлекательно было выделить маленькую косточку и потом, пролистав фото и рисунки, обнаружить такую же или эквивалентную ей в окаменелости, возраст которой исчислялся сотнями миллионов лет! Нередко я наблюдал полное совпадение. Поистине поразительная черта — эта «неизменяемость» целакантов!.

Некоторые кости, лежащие под самой кожей, оказались очень хрупкими; ученые полагают, что именно в этих костях развились сенсорные каналы. Эти каналы заполнены слизистым веществом и служат органами осязания, которые способны, вероятно, реагировать на малейшие изменения давления воды, предупреждая рыбу о приближении препятствий или другой рыбы. Исследуя голову целаканта, я отчетливо видел, что некоторые кости не что иное, как видоизмененная чешуя, и что зубы развились из бугорков на чешуе.

Современные двоякодышащие рыбы обладают «внутренними» ноздрями, которые открываются внутрь, в нёбо. Некоторые ученые утверждали, что такие же ноздри были у рипидистий; больше того, они умудрились убедить себя в том, что анализ окаменелостей целакантов тоже указывает на наличие таких ноздрей. Но, хотя так считали все ученые, имевшие дело с окаменелостями, я в латимерии не нашел ничего похожего. А поскольку строение костей известного нам целаканта и его древних предков почти совпадало, то, видимо, и у них не было ноздрей. Это мое открытие не всеми было встречено с восторгом.

Сугубо научное рассмотрение особенностей строения целаканта здесь не к месту. Тем, кого это интересует, я предлагаю ознакомиться со всеми подробностями в моей монографии о латимерии. Достаточно сказать, что я обнаружил детали, которых не могли найти в окаменелостях: в частности, загадочную центральную полость в хряще лобной части. Эта полость соединяется с отверстиями, которые у обычной рыбы служили бы ноздрями, у целаканта же играли какую-то иную роль. Мы и по сей час не знаем, как возникла эта полость и для чего служила. Ничего похожего не найдено у других рыб. Препаратор, очищая кожу сзади головы, случайно оставил удивительную цепочку маленьких сенсорных косточек. Это была очень приятная награда за трудную, скрупулезную работу. С каким волнением держал я в руке чудесную находку! Только подумайте: точно такие же хрупкие косточки были у целакантов и сотни миллионов лет назад!

Многие видные ученые очень интересовались ходом исследования, поэтому я регулярно рассылал краткие резюме о том, что сделал и обнаружил. Ученые с благодарностью принимали мои резюме, но представители разных школ и течений предлагали мне каждый свою номенклатуру для обозначения многочисленных костей черепа. Не будучи сторонником ни одной из этих школ, я обозначал кости номерами, которые говорили мне гораздо больше, чем любые символические наименования.

В эти дни происходило много любопытного. Хранитель одного музея в Австралии прислал мне письмо, сообщая, что ему показывали несколько чешуй целаканта. Мы пробовали выяснить, откуда они взялись, но загадка так и осталась неразгаданной. Аналогичное сообщение поступило от одного ученого в Иоганнесбурге. Между тем — насколько мы могли судить — с той минуты, как экземпляр попал к мисс Латимер, никто посторонний не мог подойти близко к целаканту, не говоря уже о том, чтобы отщипнуть от него «сувениры», Эту опасность я предусмотрел особо. Пытались «объяснить» появление этих чешуй тем, что их подобрали на Ист-лондонское пристани после того, как мисс Латимер увезла рыбу. Но в это трудно поверить. Ведь тогда никто не подозревал, что это за рыба, а чтобы кто-нибудь в Ист-Лондоне просто так собирал на пристани рыбью чешую — это совершенно немыслимо!

Тем временем до Южно-Африканского Союза донеслось эхо зарубежных откликов. «Илэстрейтед Лондон Ньюс» поместила огромную фотографию целаканта и статью доктора Э. Уайта из Британского музея, которая звучала не особенно лестно для «провинциальных» ученых вроде меня. Автор предполагал, что целакант поднялся из больших глубин. Одновременно я получил письмо с протестом против наименования Latimeria — о мисс Латимер в письме отзывались весьма саркастически. Признаюсь, что я в своем ответе реагировал очень резко. Кроме того, я поместил в «Нэйчер» (6 мая 1939 года) следующую заметку:

«Мало кто за рубежом представляет себе наши условия. В приморской части страны только Южноафриканский музей в Кейптауне располагает штатом научных сотрудников, в том числе ихтиологом. Остальные шесть маленьких музеев этой полосы влачат очень скромное существование. Обычно в них есть лишь директор или куратор, который, понятно, не может быть специалистом во всех областях естественных наук. В море нередко встречаются рыбы, которые неспециалисту покажутся такими же, если не более удивительными, чем целакант. Только энергия и решимость мисс Латимер помогли сохранить данный экземпляр, и у работников науки есть все основания быть ей благодарными. Родовое наименование Latimeria и есть моя благодарность».